сочинениеСочинение на тему «Любовь или сумасшествие»
по произведению А. И. Куприна «Гранатовый браслет»
В своём рассказе «Гранатовый браслет» автор повествует нам о неком тайном обожателе княгини Веры Николаевны Шеиной, жены «предводителя дворянства». Куприн описывает, как на протяжении порядка семи лет этот загадочный незнакомец шлёт княгине письма, подписываясь не иначе как «Г. С. Ж.».
Непосредственное место действия самого рассказа – дача Шеиных, в которой справлялись именины Анны Николаевны. Завязка заключается в том, что княгиня получает от этого «Г. С. Ж.» подарок в виде гранатового браслета. «Он был золотой, низкопробный, очень толстый, но дутый и с наружной стороны весь сплошь покрытый небольшими старинными, плохо отшлифованными гранатами. Но зато посредине браслета возвышались, окружая какой-то старинный маленький зеленый камешек, пять прекрасных гранатов-кабошонов, каждый величиной с горошину. Когда Вера случайным движением удачно повернула браслет перед огнем электрической лампочки, то в них, глубоко под их гладкой яйцевидной поверхностью, вдруг загорелись прелестные густо-красные живые огни».
Далее начинается самое интересное. В числе гостей, приехавших на именины, был генерал Аносов, который начал размышлять вслух по поводу его отношения к браку и любви вообще. Он утверждает, что люди стали всё чаще жениться только для урегулирования каких-то внешних неудобств («Что до женщин, то боятся остаться в девках, хотят быть хозяйкой, дамой, самостоятельной... У мужчин другие мотивы. Усталость от холостой жизни, от беспорядка в доме, от трактирных обедов... Опять же, мысль о детях... Бывают иногда и мысли о приданом»), совершенно забывая о первопричине, по которой обычно должно вступать в брак («А где же любовь-то? Любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды?»).
После этих слов Вера Николаевна всё больше думает о присланном подарке. Она спрашивает Аносова, что он может сказать по этому поводу. «Да-а, — протянул генерал наконец. — Может быть, это просто ненормальный малый... а... может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь...»
Следующая сцена представляет из себя следующее: брат Веры Николай и Василий Львович обеспокоены тем, что неизвестный похвастается кому-нибудь, что от него принимает подарки княгиня Вера Николаевна Шеина, пришлёт потом ещё что-нибудь, затем сядет за растрату, а князья Шеины будут вызваны как свидетели... Решили, что его надо разыскать, вернуть браслет и прочесть нотацию. «Мне почему-то стало жалко этого несчастного», — нерешительно сказала Вера.
Если не вдаваться в подробности разговора брата, мужа и этого, как оказалось, госслужащего по фамилии Желтков, всё закончилось смертью этого самого Желткова. Княгине приносят его последнее письмо, в котором он пишет о том, что он не виноват, что «Богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам...», «я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете». При этом он упоминает, что «проверял себя — это не болезнь, не маниакальная идея — это любовь, которою Богу было угодно за что-то меня вознаградить...»
Итак, вернёмся к теме сочинения, которая звучит как «Любовь или сумасшествие». Что можно сказать по этому поводу? У этих двух ипостасей человеческой психики много общего. Если сравнивать любовь, например, с психозом параноидального типа (то есть, своего рода, сумасшествием), то тут просто огромное количество совпадений: бред сверхценной идеи, потеря адекватности восприятия, неспособность критически оценивать объект любви (часто сопряженная с агрессией против попыток дать такую оценку) при сохранении возможности здраво рассуждать на отвлеченные темы, эмоциональная нестабильность и т.п. Тот факт, что любовь - форма сумасшествия, признавал еще Гиппократ, да и современная медицина, в общем, тоже признает, хотя и со всевозможными реверансами и оговорками, являющимися данью социальным стереотипам.
Если учитывать, что наш Желтков на протяжении восьми лет посылал любовные письма замужней даме, которую он «увидел в цирке в ложе, и тогда же в первую секунду сказал себе: я её люблю потому, что на свете нет ничего похожего на неё, нет ничего лучше, нет ни зверя, ни растения, ни звезды, ни человека прекраснее её и нежнее. В ней как будто бы воплотилась вся красота земли...»
Это определённо было сумасшествием, навязчивой идеей, предметом вожделения… Желтков с благоговейным трепетом писал своей обожаемой княгине письма, ждал всё это время, когда же она ему в очередной раз ответит (не в чувствах, нет, а всего лишь в письме – он прекрасно понимал, что она замужем и вряд ли променяет своего мужа на какого-нибудь сомнительного субъекта типа него). Он действительно любил эту женщину, хотя, вполне возможно, что ему это только казалось. Посудите сами: он никогда не встречался с ней лично, он только наблюдал за ней, да писал письма, ответом на которые обычно были лишь просьбы не докучать ей. Не исключено, что он был пленён красотой княгини и образом, сложившемся у него в голове под влиянием внешних факторов.
Но.
Да, на этом моменте я, как всегда, хочу развернуть всё, что я говорила на девяносто градусов (на девяносто, а не на сто восемьдесят – только потому, что от всего вышенаписанного я не собираюсь отказываться, а всего лишь хочу, чтобы вы посмотрели на это с другой точки зрения).
Уважаемые господа присяжные заседатели! Извольте же мне показать, в каком месте эта самая «любовь бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды», которой так восхищался генерал Аносов, не является сумасшествием?! Я говорю не о том, что людям кажется любовью, когда идёт установка «стерпится – слюбится», я говорю о квинтэссенции любви, о чём-то высшем. Разве не смотрится это со стороны в какой-то степени героизмом? А кто есть герои? Герои и есть сумасшедшие. А можно ли назвать людей, отважившихся любить, героями? Я считаю, да. Ибо это великое искусство, которое не каждому ещё дано.
Так что, подводя итог, я могу определённо сказать, что Желтков был одержимым, был сумасшедшим. Но говорю я это со следующей обязательной припиской: любовь и есть сумасшествие, как физиологическое, так и морально-этическое.