Как-то однажды мне сказали, что из меня получился бы неплохой психолог. Возможно. Но после пребывания в специализированном учреждении, хоть и в совершенно другом его ведомстве, я начала интересоваться, в силу своих возможностей, клинической психиатрией. И вот именно сейчас, в эти минуты, я понимаю, что не смогла бы быть клиническим психиатром.

Это, с одной стороны, интересно до безумия (простите за каламбур). Но потом у тебя у самого начинает ехать крыша - это безусловно.

Со мной в одной квартире уже много лет живёт прабабка, кажется, у неё болезнь Альцгеймера - диагноз никто в 90 лет подтверждать никому неохота. Я её помню ещё нормальной, даже, когда они с прадедом (уже года три как покойным) приезжали к нам из Измайлово... Но я не об этом.

Одно дело, когда она привлекала внимание, устраивая истерики на реальные темы: про родственников, обычно. Они были, конечно, идиотскими, но вполне конструктивными. Так она просто развлекалась. Потом она начала без умолку бормотать сутки напролёт. Это уже просто раздражает, но ты находишь способ оставаться беспристрастным. Но когда ты слышишь в два часа ночи судорожные крики о помощи, нетеатральные панические рыдания оттого, что кто-то ей запрещает что-то сделать (например, подняться с пола), натуральную истерику с мольбами оставить её в покое... Тебе невыносимо жаль этого человека, оттого, что он страдает, оттого, что это всё только в его голове и он, по сути, надрывается зря, оттого, что ты ничем не можешь помочь. Я писала, что как-то могу ненадолго приводить в адекват не очень уравновешенных психически людей, как показала практика (может я, конечно и ошибаюсь, но подмечено это было не одной мной); я несколько раз пересиливала себя и подходила с ней и разговаривала, и даже убеждала её в чём-то, но всё бесполезно. Я выходила из комнаты, и начиналось по новой. В последний раз я ей приносила еду, когда никого больше не было дома, она отказывалась есть, говорила, что ей запрещают. После короткого диалога, я завела её в логический тупик, доказав ей, что никого здесь нет и никто не может ей ничего запретить; она кинулась целовать мне руки в благодарность за то, что "я разрешила ей поесть, а то она так голодна". Когда я пришла забрать тарелки, она спросила кто я, и сказала, что видит меня в первый раз в своей жизни.

Это было последней каплей.

***

Стала замечать, что недавно жмущие часы вдруг стали очень свободны. А ещё с меня практически сваливаются несколько колец.

Я посмотрела свои ладони. Господи, да они же чудовищно худые! Виден каждый суставчик, каждое сухожилие, каждая венка... Такие виды навевают мысли о том, что, пожалуй, можно есть и побольше, но сейчас меня вполне устраивают мои родные 44 кэгэ. Единственный минус такой худобы - ощущаешь абсолютно всё, что происходит внутри организма, и далеко не всегда это приятно.

***

ВНЕЗАПНО я узнаю довольно странную новость.

- Я тут встретила Иру-парикмахера... - слышу я материн голос в коридоре; обращалась она к бабушке. "Чтооо?!!" - только и успела подумать я, стремглав вылетая из комнаты.

- Кого, прости, ты только что встретила?!!
- Ага. Иру. Головаченко. Она тут опять работает.

Я одеваюсь и пулей лечу в "салон красоты" в другом корпусе дома.
- Здравствуйте! - рявкнула я у стойки администратора.
- Ээ. Здравствуйте. Вы по записи?
- Нет! Ирина здесь?!
- Хээй, привет, Полинка, - Ира выглядывает из соседнего зала. - Пошли на улицу.

Я узнала, что вернулась она из Белорусии только в субботу и её с радостью приняли обратно на ту же работу.
- Что же тебя всё-таки побудило вернуться? У тебя же вроде всё так хорошо там складывалось...
- Складывалось, да не сложилось. Замуж я так и не вышла, да ещё и кризис в стране кошмарнейший...
- Так ты же уехала как раз, когда он только начался, тогда в новостях только об этом и говорили.
- Ну вот, он и продолжается. Сейчас если на чёрном рынке принести 1000 российских рублей, то мне дадут примерно 3800 белорусских, а было почти одинаково. А платят людям, получается так, примерно сто долларов - на это невозможно прожить же.
- Ух, ничего себе, один к тридцати восьми! - воскликнула я так громко, что стоявшие рядом парень с девушкой даже обернулись. - То есть здесь ты, образно говоря, гребёшь золотые горы по сравнению с тем, что могла бы заработать там?
- Ну да, - улыбнулась Ира, - просто лопатой и метлой сразу. Так что я решила для себя пока жить так: дней восемнадцать поработаю здесь, дней двенадцать отдохну там...
- И то правильно.

Далее я начала ей рассказывать, что творилось со мной этим летом, но вышедший на улицу администратор уведомил Иру, что к ней пришёл очередной клиент.
- Во сколько заканчиваешь? - спросила я, уже хватая её за рукав.
- Ага! Я ждала этого вопроса, - он лукаво посмотрела на меня. - В половину девятого. Я позвоню.
- Отлично!

И ровно в восемь тридцать я вижу входящий вызов - всё, как и было обещано.

К сожалению, за нами за каким-то фигом увязалась моя мать, так что обычного разговора о чём-то филосовско-высокоматериальном, каковой у нас обычно происходит, не было. Она бесконечно расспрашивала Ирину про съёмные квартиры, что да как она здесь (я же уже эту квартирную тему на дух не переношу). В общем, с грехом пополам мы проводили её до метро, я ей оставила свой питерский номер; она обещала сказать мне, если у неё завтра будет перерыв между клиентами. На том и распрощались.

Получилось немного... Поверхностно. Не так это должно было быть. Ну да ладно. Этот случай показал, что не в последний раз видимся, вообще мир - большая деревня. У Фрая есть на это отличная цитата: "...когда-нибудь судьба сведёт нас снова. Тайные тропы всегда пересекаются в нескольких точках, - если уж пересекаются."

***

На этом моменте я, пожалуй, пойду спать, пока в квартире тихо. Надеюсь, что засыпаю на этой подстилочке в последний раз. Аминь.